Тимофей Сухинин – врач, пришивший девушке отрубленные руки

В начале декабря всех поразила жуткая история Маргариты Грачевой, которой муж из-за ревности отрезал кисти рук. Спасал девушку кистевой хирург Тимофей Сухинин. Он рассказал Правмиру о том, почему кистевая хирургия – это выбор энтузиастов, и что чувствует хирург, когда дает руке вторую жизнь.

Девушку с отрубленными руками оперировали в гробовой тишине

– Помните свое состояние, когда к вам привезли Маргариту Грачеву с теми ужасными травмами?

– Такого ужасающего своей жестокостью случая у нас еще не было: я работаю тут (в городской больнице имени М. Е. Жадкевича – Правмир) с 1995 года, и мы прошли через лихие 90-е с огнестрельными ранениями и поножовщиной. Железная дорога рядом, автоаварии. Был человек, который сам себе руку отрубил, потому что ему показалось, что голоса говорили, что он этой рукой ударил маму. Но чтобы близкий человек своему близкому человеку такое сделал, с особой жестокостью, умышленно – такого я еще не видел.

В тот день я дежурил в отделении с 14.30. В 12.30 мне позвонил заведующий и предупредил, что из Серпухова доставят пациентку с ампутацией правой и левой кисти. Она поступила в нашу больницу в 17.00 и через час уже была на операционном столе. Операция шла 9 часов.

Вообще мы всегда работаем под музыку, у каждого хирурга свои предпочтения. В машине я обычно слушаю Рок FM – это музыка, не подвластная времени, если устал, то Relax FM. Так вот где-то через полтора часа от начала операции понял, что мы вообще без музыки работаем. Начали в гробовой тишине – на всех произвел впечатление этот случай ужасного насилия.

– А вам не хотелось просто врезать этому человеку, по-мужски?

– Многие говорят, что с ним надо так же поступить, как сделал он. Но это все эмоции.

– Вас теперь называют чудотворцем. Согласны, что совершили чудо?

– Ну, почему? У нас отделение для этого и создано. Это первое отделение в Советском Союзе, микрохирургия в стране началась с этой больницы. Раньше нам везли пациентов из Владивостока, Средней Азии, Магадана – было единственное отделение на всю страну.

Потом по госпрограмме организовали отделения микрохирургии в столицах союзных республик. Потом все заглохло и в 90-е многие врачи-микрохирурги уехали из страны, кто-то ушел в пластическую хирургию и сейчас занимается эстетической.

Конечно, это гораздо более выгодно, чем сидеть 9 часов в операционной и пришивать пальцы, например, иностранцу-гастарбайтеру, который на стройке что-то себе отпилил. Но вообще сейчас во всем мире спад активности микрохирургии. Если раньше центром были США, Австралия, то сейчас это Азия – Китай, Тайвань, Южная Корея, Япония. Передовая наука сегодня там.

– Почему так?

– Для них по религиозным понятиям отсутствие пальца – это очень плохо. То есть то, что Бог дал, должно быть на месте, поэтому они пришивают все. У нас некоторые пациенты сами отказываются от реплантации, то есть пришивания пальца. Говоришь больному: “Вам нужно делать операцию” – “Хорошо”. – “Но если пришивать, то нужен строгий постельный режим в течение пяти дней, ежедневные капельницы, полный отказ от курения на срок до месяца, потом реабилитация – руку нужно разрабатывать”. И человек говорит: “Да зачем мне это надо? Я через две недели буду здоров, но без пальца, подумаешь”.

– Ничего себе…

– К тому же в тех странах государство заинтересовано в развитии микрохирургии, у нас же государство ничего не поддерживает. На обучающие курсы, конференции и тому подобное мы ездим за свой счет в свой отпуск. Финансирование микрохирургических операций каждый год сокращается. Закупать специализированный инструментарий и шовный материал каждый раз приходится, преодолевая различные трудности и сложности. Поэтому всех людей, которые могут сделать такую операцию в нашей стране, я знаю в лицо.

Наше отделение – одно из четырех в России – сертифицировано Европейским обществом хирургов кисти как Центр хирургии кисти. Это значит, что здесь есть хирургическая бригада, которая может в режиме 24 часа в сутки, семь дней в неделю и 365 дней в году выполнять такие операции.

– Но в других больницах есть же хирурги?

– В других больницах есть, но где-то нужно специально собирать операционную бригаду, вызывать специалиста из дома. Это очень тяжелая работа, молодежь не особо хочет идти, все хотят зарабатывать деньги прямо сейчас, например, увеличивая объем губ.

Пришитой рукой можно погладить ребенка по голове, протезом этого не сделаешь

– Кто ваши основные пациенты?

– Значительная часть – это люди, которые работают руками с инструментом, например, на стройке. А вторая категория – это люди, которые получают травмы при неосторожном обращении с колюще-режущими предметами или при несчастных случаях.

– Человек потом воспринимает пришитую руку как свою?

– Однажды у нас был пациент, которому мы пришили пальцы. И через какое-то время жена с ним развелась и объяснила, что она эти пальцы в мешок собирала, а сейчас этими пальцами он ее трогает. Не смогла через это переступить.

Но для самого человека это его рука и именно эту руку ему надо будет максимально восстановить. Операция – это полдела. Например, реплантация голени или стопы имеет очень много ограничений, и если у ноги главное – опорная функция и человек через три месяца будет пользоваться учебным протезом, то у руки другие задачи, здесь очень важна чувствительность. И человек с даже пришитой рукой может своего ребенка погладить по голове – протезом это не сделаешь, конечно, хотя, может, функционально он будет работать лучше.

А вторая половина успеха – реабилитация – во многом зависит от самого пациента, его мотивации. Чтобы из руки выжать максимум, требуется несколько месяцев. Нужно разминать, разрабатывать, иногда это больно, а многие, как ребеночка в варежку, свою кисть завяжут и носят ее, а потом спрашивают, почему она не работает.

За рубежом существует такая специальность – “hands therapy” – ручные терапевты. У нас такой нет, был раньше инструктор, но его ликвидировали, поэтому приходится заниматься терапией, показывать, объяснять, хотя это должен делать другой человек.

В нашем отделении 3 тыс. операций в год, и после многих требуется реабилитация.

Многие думают, что у них само все заработает, но в нашей хирургии так не бывает. Успех операции – это коллективная работа хирурга, пациента, реабилитолога.

– А рука может восстановиться полностью?

– Нет, она никогда не будет такой, какой она была, некоторые виды чувствительности не восстанавливаются на сто процентов, ограничения есть всегда, в основном из-за того что медленно растут нервные ткани.

Например, пока у Риты нерв дорастет до кончиков пальцев, пройдет 4-5 месяцев, и только после этого она начнет различать горячее-холодное, появится болевая чувствительность. Но все равно Рита не сможет в кармане отличить монету в один рубль от двух рублей, несмотря на то, что мы восстановили все нервы, отвечающие за чувствительность ладонной поверхности кисти.

Мы находимся на стыке специальностей: как травматологи, соединяем кости, сшиваем сухожилия, после этого сшиваем нервы, как нейрохирурги. Затем – сосуды, как сосудистые хирурги, уже как пластические хирурги занимаемся кожной пластикой. Я имею сертификаты по трем специальностям, и придется подтверждать все три, так как специальности «Микрохирургия» или «Хирургия кисти» у нас в стране не существует.

К сожалению, многие думают, что кистевая хирургия – это несерьезная специальность, пока самого подобная проблема не коснется. Для кого-то ерунда, если после пореза палец не сгибается, но доктор так считать не должен, он должен отправить к специалисту, который должен объяснить все “за” и “против” лечения, а пациент уже потом примет решение, нужно это ему или нет.

Холодная рука лежит отдельно, и вот она уже у человека – живая и теплая

– Почему вы выбрали именно эту область?

– Я заканчивал учебу в медицинском институте и работал медбратом в отделении кардиоревматологии – хотел быть кардиологом. Моя жена – терапевт, кардиолог и врач УЗИ. Два терапевта в семье было бы слишком (улыбается). Да и хирургия – это все-таки ремесло. Появилась возможность прийти сюда и посмотреть, и в первый день я увидел пересадку пальца с ноги на кисть. Я просто был поражен тем, как можно что-то взять и снова пришить. Это для меня была фантастика.

Это одна из прелестей нашей профессии – ты видишь результат сразу же. Когда рука лежит на подоконнике отдельно – такая холодная, бледная, а через несколько часов уже у человека – розовая и теплая. Ради этого стоит работать здесь!

– Вы сказали, что начало вашей работы пришлось как раз на 90-е…

– Много чего было в те годы, бывало, что возле операционной стояли бандиты с пистолетом и требовали: “Если вы сейчас срочно это не сделаете, поговорим по-другому”. Бывали и драки, буйные и пьяные поступают, оскорбляют, пытаются унизить, угрожают.

– А после таких ситуаций вы не хотели куда-нибудь уйти?

– Нам сложно куда-то уходить – просто некуда. Да и нет у меня таланта к коммерции. Если только баранку крутить. В 90-е некоторые наши врачи подрабатывали извозом, один работал в шиномонтаже, и зарабатывал больше, чем в больнице, но шиномонтаж бросил, а в больнице работает.

– А как вы тогда справились?

– Больше работали. По 15 дежурств в месяц брали. Одно время было очень много взрывных травм, особенно в новогодние праздники. Пока не навели порядок на этом рынке, могли 20 человек в сутки прооперировать. Мы их называли “взрывники” – пальцы вдребезги, поражения глаз, тяжелые повреждения. Производственных травм сейчас меньше, но новый тренд – в болгарку заряжают диск от циркулярной пилы.

– Кстати, а как ваше отделение встретило Новый 2018 год? Пациенты были?

– Были. И не смотря на все, все-таки трое поступили с взрывными травмами. Один с довольно тяжелой.

– А сколько длилась ваша самая долгая операция?

– 16 часов. Парень ампутировал пальцы тестоделителем в пекарне.

– Помните свою первую операцию?

– У человека была ампутация пальца, и нужно было пересаживать кожу. Это было 22 года назад. Думал, зачем я в это влез. Это шутка, конечно.

Кистевая хирургия не развивается, а регрессирует

– Что для вас рука? Вы можете пожать руку своему пациенту?

– Всегда так делаю. Рука – это прежде всего рабочий орган. На первый взгляд кажется, что она просто устроена, но на самом деле в простом движении задействовано много мышц, сухожилий, суставов. Поэтому я и говорю: пришить не так сложно, заставить все это двигаться потом гораздо сложнее. Это еще один орган чувств.

– Получается, что у вас не такая драматичная работа?

– Да, люди без пальцев не умирают, поэтому мы жизни не спасаем, но мы улучшаем их качество. Одному летчику 39 лет помогали собрать руку, сейчас он командир экипажа и летчик-инструктор экстра-класса.

Конечно, бывают и обидные ситуации, когда мальчишке 19 лет кисть привезли замороженной, и мы просто не смогли с ней ничего сделать. То есть, не всегда все пришивается, часто бывают осложнения. Но пытаемся сделать максимум.

– Скажите, а вам вот эти пальцы и руки по ночам не снятся?

– Одному нашему доктору снилось, что он приставляет, а они сами прирастают. У меня такого не было. Но я обхожу стороной движущиеся механизмы, а когда сын начал баловаться с фейверками, показал, что может быть с рукой.

– А как сейчас развивается кистевая хирургия?

– Она не развивается, она регрессирует. Хирургия конечностей сейчас в загоне, она вообще не финансируется. Эта специальность всегда держалась на энтузиазме отдельных личностей.

Сегодня врачам просто некогда работать с больными – они все время пишут, несмотря на помощь компьютера, операционным сестрам кроме своих прямых обязанностей приходится заполнять гору различных журналов. Я был на стажировках в европейских странах, в США, в Южной Корее и видел, что там создаются условия, чтобы врачи работали и приносили больнице деньги. У нас же, наоборот – все вопреки.